Рассказы о Пасхе для школьников. Первый день светлого Христова Воскресения

— Ах, какая прелесть! Какие чудесные, невиданные яички! Где вы достали их, бабушка? И кто их сделал?

Яички были, действительно, прелестные: белые, сахарные, точно хрустальные. Внутри была панорама. И там виднелась картина — Воскресение Христово.

В то время, да еще в нашей бедной обстановке, такой подарок был большая редкость. Мы не могли налюбоваться прелестными яичками.

Оказывается, среди дедушкиных мальчишек появились два брата — ученики кондитера. Они-то и принесли бабушке в подарок невиданные яички. После многих лет эти мальчики дарили нам к Рождеству сахарных куколок, а к Пасхе — красивые сахарные яички. Теперь они уже старики и служат в лучших кондитерских Петербурга... И, наверно, вспоминают того, кто радовал их невеселое детство — доброго друга, «советника», как они называли нашего дедушку.

Мы переполнены радостью и счастьем. Тетки нас ласкают, занимают.

А бабушка с нянечкой сели в угол и беседуют. Вся их жизнь, все интересы, радости, горести неразрывно слились вместе. Невозможно себе представить старушек милее, добрее, чем бабушка и няня. Вот они склонились друг к другу и что-то говорят так живо, взволнованно, то улыбаются ласково, то их лица принимают грустное, тревожное выражение... Эти две идеальные головы старушек — само совершенство. Одна — барская в нарядном чепце и лентах; другая — преданной слуги — в беленьком чепчике. В их образе мне всегда старость представлялась ласковой, нежной, полной снисхождения и мудрости. У нас в доме, что бы ни случилось, мама первым долгом говорила: «Надо пойти у маменьки спросить... Вот что маменька скажет... Как маменька посоветует». И во всех житейских недоразумениях она приносила домой советы, умудренные знанием и опытом.

Много интересного рассказывала нам няня из жизни бабушки и дедушки. И мы целыми вечерами заслушивались этих рассказов. Но об этом еще речь впереди.

Дедушка горячо любил бабушку. Он называл ее то «седая богиня», то «Темирочка», иногда «Ташенька». Ее звали Татьяна Степановна.

В торжественные праздничные дни в маленькой квартирке бабушки и дедушки всегда собирались родственники.

— А тетенька Александрина с дядей Лиодором придут? — спрашиваем мы.

— Конечно, придут к обеду.

Тетенька Александрина — родная сестра дедушки. Дядя Лиодор — это ее сын, студент. Собственно говоря, она приходилась нам бабушкой. Но она не любила и не позволяла себя так называть. Это была высокая красивая старушка с седыми локонами по бокам головы. Нам она казалась очень строгой и важной. Она всегда всем делала замечания, говорила много о приличиях. Мы ее дичились и побаивались.

Тетенька Александрина до безумия любила своего единственного сына Лиодора. Ему все снисходительно прощалось, позволялось; его она во всем оправдывала и избаловала до крайности.

Он был писатель, поэт-юморист. Это был некрасивый, насмешливый и сумасбродный юноша. Фамилия его была Пальмин.

Дядя Лиодор очень часто сочинял на всех смешные и даже злые стихи. Тетя Саша его не любила и всегда с ним ссорилась. Он ее поддразнивал и конфузил.

— Оттого Лидка такой противный, размазня, что тетенька его облизывала и до пятнадцати лет в корыте купала, — говорила тетя Саша про своего двоюродного брата.

Нам же с сестрой казалось очень смешным и странным, как это наша важная тетенька купала в корыте дядю Лиодора да еще его облизывала. Гипербол мы тогда не понимали и все принимали за чистую монету.

Родных и знакомых мы видели редко. Видеть их нам казалось большим удовольствием. Мы запоминали их манеры, жесты, разговоры и после долго, долго в своем уединении играли в бабушку и дедушку, в тетеньку Александрину и дядю Лиодора. У нас даже из коробки было сделано корыто, где мы его купали.

Однако я отвлеклась от своих воспоминаний... Ведь когда проживешь долгую жизнь, так много картин и людей проходит перед глазами, как в панораме...

Дедушка настойчиво кричит из своего кабинета.

— Что, девицы придут ко мне или нет? Отпустите вы их или нет?

— Идите, идите скорее к дедушке, — говорит бабушка и сама ведет нас к двери кабинета. — Он вам подарит по яичку... Сам ведь все придумывал, возился и красил.

Наконец мы попадаем в таинственный дедушкин кабинет... Но о нем будет речь впереди. Теперь нас только занимает корзинка с яйцами. Яички просто загляденье! Красные, желтые, зеленые, пестрые — без рисунков и с рисунками. Вот с сердцем и пламенем, с якорем, с голубками, с цветами и с затейливыми рисунками. Они всегда лежат в круглой корзиночке в сене. Все дедушка красил сам. И сам их дарит. Я выбираю с крестным ходом. По яичку видно, будто идет масса людей, несут крест, образа и даже хоругви. Так же, как я видела в церкви в свою первую заутреню. И мне ужасно нравится это яичко. Я собираюсь беречь его долго, долго. Лида выбирает с двумя голубками, которые целуются...

— Может быть, барышни хотят покатать яйца? — спрашивает дедушка. Он совсем не умел обращаться с нами и всегда говорил особенным тоном, нежным и ласковым, и гладил по головам так деликатно, точно фарфоровых куколок.

Но нам страшно катать яйца с дедушкой. Между тем с дедушкой играть очень весело и хочется испытать счастья.

— Только я это, с крестным ходом, и сахарное не стану катать, — предупреждаю я.

Дедушка смеется.

— Я тоже сахарное не стану катать. И еще тетино, — как эхо повторяет Лида.

Разве возможно было не покатать яиц в первый день Пасхи? Из года в год это было наше традиционное удовольствие. Мы всегда у дедушки с бабушкой катали яйца, и, кажется, всегда для нас эта игра кончалась слезами.

На полу в зале расстилалась большая старая ковровая шаль бабушки, посредине ставилась горка. Дедушка сам ее делал. Бабушка, няня, тети давали нам яички куриные и деревянные. И начиналась игра сначала с тетями. С ними играть было так весело... Если мы даже проигрывали, то они нам всегда возвращали выбитые яички.

Но вдруг отворялась дверь из кабинета, и появлялся дедушка. Он нес корзину с яичками. Они так заманчиво пестрели в сене.

— А ну-ка, девицы, примите и меня в игру для праздника...

Мы, конечно, не смели отказать дедушке. Но тетя Саша хмурилась и говорила:

— Опять вы их, папенька, обыграете... И будут слезы!..

— Зачем ты, матушка, загадываешь... Может, они меня обыграют. Они теперь навострились... Правда ведь, барышни? Ведь и мне, старику, хочется покатать яйца.

Игра начиналась серьезная. Все принимали участие. Все волновались. Даже бабушка и няня показывались в дверях.

— Папенька, только, пожалуйста, каменное яйцо не пускайте в ход, — говорила тетя Саша.

— Не беспокойся, матушка... Мы и без каменного сыграем. Мы свое дело знаем.

Дедушка намечал яйцо и приговаривал:

— А вот мы этого пана в желтом кафтане да по лбу. — И он метко выбивал намеченное желтое яйцо.

— Клавденька, клади яйцо на горку тупым концом... Тогда непременно попадешь, — учила меня тетя Надюша.

— Тупым концом — это дело важное, целься верней, кати быстрей! — шутил дедушка.

— Лиденька, выбивай средним, не то большое далеко катится, — волновалась тетя Манюша.

Но ни тупой конец, ни среднее яйцо не помогали. Наши яички одно за другим переходили к дедушке.

Тетя Саша начинала сердиться.

— Совсем незачем девочкам с папенькой связываться. Он знает разные хитрости... И, конечно, всегда детей обыграет.

— Без хитростей, матушка, не проживешь, — поддразнивал дедушка свою задорную дочь.

— Конечно, детям обидно все яйца проиграть... А папенька не маленький, мог бы уступить... — волновалась тетя Саша.

— У нас игра по справедливости... Не правда ли, барышни?

— Ну да... выигрываете у детей, чтобы потом все своим мальчишкам отдать... — сердилась тетя Саша.

— А это, матушка, уж мое дело... Кому хочу — тому и отдам... Не правда ли, барышни?

Но мы, конечно, не были согласны с дедушкой. И нам казалось, что он нас ужасно обидел.

Дедушка забирал выигранные яйца и с победоносным видом отправлялся в свой кабинет. В темненькой прихожей останавливала его бабушка и шепотом, видимо, убеждала возвратить нам яйца. Но дедушка не соглашался.

— Нельзя возвращать выигрыша. И ты меня не уговаривай, седая богиня... У нас все по справедливости... — громко возражал дедушка и никогда не отдавал своего выигрыша.

Игра кончалась слезами. Тети и бабушка не знали, как нас утешить, как приласкать.

Громкий, дребезжащий звонок на дворе прекращал всякие недоразумения.

— Владимир Васильевич с Клавденькой, — радостно говорила бабушка и тети.

— Папенька и маменька! — говорили мы.

— Ахти-тошеньки, моя боярышня, то бишь молодая боярынька! — взвизгивала Дуняша.

Опять радостная встреча, возгласы, крики, поцелуи, расспросы и разговоры без конца...

А мы с Лидой уже вьемся около бабушки и ласково спрашиваем:

— Бабушка, мы в кухне сегодня будем обедать?

— Что вы, деточки?! Разве можно... Сегодня праздник.

— В кухне лучше, чем в зале...

— Нельзя, нельзя... Что подумает ваш папа. Нехорошо в кухне...

— Папа, наверно, будет рад...

Милее, уютнее бабушкиной кухни мы ничего не могли себе представить... К нашему огорчению, накрывался большой стол в зале. А дедушка уже зазвал к себе в кабинет папу и маму.

— Идите скорее ко мне. Я вам новые стихи Пушкина прочту. Списал у одного чиновника.

В кабинете слышится сначала монотонное чтение, а после звонкие взрывы смеха мамы. Как она смеется! Так весело, звонко, заразительно закатывается и ахает, и восторгается. И всем нам становится смешно, — не зная, в чем дело, мы смеемся, слыша хохот мамы. Только одна тетя Саша недовольна:

— И чего так хохочет Клавденька... Наверно, папенька глупости рассказывает...

А веселый звонкий смех мамы раздается все громче и громче. Она выбегает из кабинета взволнованная и раскрасневшаяся.

— Перепишу стишок из папенькиной тетради. Ах, какой прекрасный стишок!

Папенька не может дать эту тетрадь домой.

Мама садится в уголок и списывает стихи.